Who is who, мистер Станиславский?

[Екатерина 6]

На одной из недавних встреч со зрителями молодая женщина, явно не заставшая расцвет Художественного театра и его предыдущих поколений, вдруг спросила: «А что значит Станиславский в сегодняшней театральной практике? Почему так часто поминают его специалисты и продолжают спорить: нужен – не нужен? Что такое его система и жива ли она?»

А в самом деле, кто он для нас сегодня, ху есть ху, мистер Стани­славский? Цитируют надо – не надо, часто для того, чтобы потом опровергать… Ссылаются на него, порой оправдывая собственные несовершенства… Объект для нападок отечественного «авангарда», старенький продырявленный щит, за которым всё труднее бывает спрятаться ревнителям старины. Так что – далёкий классик, вспоминаемый лишь из вежливости, или живая помощь? Помеха на пути или надёжная опора? Увы, чаще всего повод для воспоминаний, как после Бородинской битвы «бойцы вспоминают минувшие дни…» и, как водится, «да, были люди в наше время, не то, что нынешнее племя: богатыри – не вы!»…

Постараюсь вернуться к давно выученному и оттого подзабытому. Когда великие основатели МХТ Станиславский со своим соратником Немировичем-Данченко много часов сидели в «Славянском базаре» и оговаривали принципы организуемого ими театра, для них было крайне важно (и эти качества даже вошли в название театра – Художественный, Общедоступный), чтобы с самого начала были ясны идейные и этические составляющие нового дела. Они-то и подвергаются сейчас если не словесным нападкам, то повсеместному вытеснению из общепринятой практики. Прежде всего – в «мужской» части театра, теперь имени Чехова, возглавляемой после Олега Ефремова совсем другим Олегом – Табаковым, хотя и оба они ученики мхатовской школы.

Московского зрителя отсекли многотысячными ценами на билеты (а ведь государство и мы – все налогоплательщики – дотируем театр!), да и большинством своих спектаклей. Не хочу вдаваться в обсуждение этих спектаклей, о них много спорят и говорят, но, очевидно, эпатажный характер, скандальные до неузнаваемости переделки классиков (теперь в компанию с Достоевским, Горьким, Островским, Шекспиром даже Дюма попал!) отвратили от театра старую интеллигенцию, пенсионеров, студентов, слишком многих. А театр-то не частный, государственный. Национальное достояние!
Вот и самый близкий их сосед, бывший мхатовский филиал, теперь самостоятельный, громко позиционирующий себя как Театр наций, возглавляемый тоже мхатовцем и учеником Олега Павловича Евгением Мироновым, по семейным «связям» стремящийся как можно дальше убежать от главного учителя, назначает на роль князя Мышкина в готовящемся «Идиоте» Ингеборгу Дапкунайте, а на роль Настасьи Филипповны, наоборот, мужчину.
«Мы не репетируем, а тренируемся», – сказала недавно модная актриса в модном телешоу про готовящийся «модный» спектакль. Продукт, тренинг… – театральные термины сегодняшнего дня.
Ясно, что Станиславский с его этическими и эстетическими принципами – враг новых русских. Сами представления о жизни теперь стали слишком разные, противоположные, антагонистичные. Имущественное неравенство «богач – бедняк» даёт возможность тем, у кого деньги, кто оказался наверху, свысока смотреть на копошащихся внизу «маленьких» людей, заказывать для себя что помоднее, поэлитнее, позаковыристее. На высоте небожителей востребованы заумь, непотребство. Им ни к чему содержательный человечный театр, общедоступный, художественный, репертуарный, ансамблевый, психологический. Стоит, кстати, вспомнить, что Станиславский с Немировичем замышляли своё дело теперь уже более ста лет назад в похожих обстоятельствах социального напряжения, обострившихся общественных противоречий трудной жизни народа.
Ещё уместно вспомнить, что и тогда в России внедрялся капитализм и для нового театра тоже были важны заработки. «Хлебом запахло!» – прыгал Станиславский на нарах в декорациях горьковского «На дне», когда в бессчётное число раз закрывался и открывался занавес на премьере, не смолкали овации. И не бегали там актёры нагишом, не ругались матом, не занимались прилюдно сексом. Рынок-то ведь тоже бывает разный. И почему в угоду низменным вкусам, толстому кошельку, «кэшу», как сейчас говорят, продавать всё, что свято? Что для души, для ума и сердца, а не только для кассы! И не только для нижнего этажа человеческой особи.
Неудивительно, что, казалось бы, самое нейтральное, не политика, не идеология, а художественные принципы Станиславского стали объектом ожесточённых нападок и неутихающей профессиональной войны. За человека или против человека, за уважение к нему или за унижение, возвышающее человека искусство или опускающее его до низменных животных инстинктов и потребностей, – вот что сегодня делит общество. Неслучайно Станиславский и его великий театр – пример, школа, отношение к его урокам – в числе прочего тоже ожесточают людей. Вроде бы узкопрофессиональная проблема становится социальной, касается не только театралов, всего общества. Какими нам быть? Куда идти? Как развиваться? Не останавливаться же на утвердившейся сейчас расхожей норме: Большой театр – для богатых. Изыски МХТ – для них же… А толпе, быдлу – шутки ниже пояса Петросяна, убогие телевизионные сериалы, где всё ясно с самого начала: герой – мерзавец, олигарх – бандит, плохой милиционер – хороший… Зачем тревожиться по Станиславскому: «Играешь злого – ищи, где он добрый…» И так сойдёт! Маски вместо характеров, удивить чем угодно, а потом хоть трава не расти… Зачем мучиться поисками?! Неинтересен стал обществу, государству обычный человек с его заботами и сложностями – значит, обойдётся он без Большого театра (так недоступно дорого) и Станиславского. Кстати, парадокс, но именно Станиславский был в России основоположником той самой профессии режиссёра, которая сейчас стала средоточием многих бед современного театра, болевым центром. Сопротивляться могучему валу пошлости и дурному вкусу становится всё труднее. И Станиславского как союзника уничтожают, выводят из борьбы. «Устарел»… На помойку истории его! Его система и сейчас – помощь талантливому спектаклю, актёру, режиссёру, а не ремесленнику. Жизнь «человеческого духа» по Станиславскому отражать не хотят, да и разучились.
Гении между собой, даже заочно, никогда не спорили. Метод работы над спектаклем Станиславского, инструментарий психологического театра успешно использовался в русских спектаклях по пьесам Бертольда Брехта, казалось бы, совершенно чуждой эстетической системы «Карьера Артура Уи» в БДТ, «Добрый человек из Сезуана» у Юрия Любимова, «Мамаша Кураж» в давнем спектакле Максима Штрауха с Юдифь Глизер в главной роли. Даже в абсурдной пьесе Э. Ионеско «Стулья» режиссёру Александру Вилькину благодаря методике Станиславского удалось создать полнокровные характеры и сыграть трогательную историю о двух одиноких стариках, обогатить пьесу.
Но ведь есть же ещё, есть последние ученики. Последние, считающие себя приверженцами Станиславского, они-то сейчас – что? Где? Как?
Смотрю спектакль одного из «последних могикан», считающегося классиком, Леонида Хейфеца на сцене Театра имени Маяковского «Отцы и сыновья» – почему-то в ирландском варианте Брайана Фрила наши отечественные тургеневские «Отцы и дети». Стильные, красивые светло-бежевые костюмы, много красивых цветов в горшках на сцене, интеллигентные, не повышающие голоса артисты, вроде как в прошлом веке, как по Станиславскому… Но всё это имитация! Жизнь без страсти и напряжения. На языке профессионалов – без действия, неинтересная, лишь внешне обозначенная для самих исполнителей. Ни интересных характеров, ни событий, ни конфликтов. А у опасных противников – всё ярко, громко, нахально.
Так мы Станиславского не защитим. И вправе будут сказать зрители: полезно – значит, невкусно… Любую идею, тем более профессиональную систему, школу можно защитить лишь талантливыми спектаклями. Не везёт в последнее время и приверженцу великого учителя Александру Вилькину с его театром «Вишнёвый сад». Действительно же, зритель может подумать, что театр Станиславского был скучным и неинтересным. Зачем же он теперь такой?! Неужели хватит, отъехали? Во множестве спектакли, объявляемые «психологическими» и будто бы по школе Станиславского, – лишь текст, одетый в костюмы.
Такая простота воистину хуже воровства и не лучше… Серебренникова с Богомоловым. В нашем деле – впрочем, как и в любом другом – принципы защищают действиями, а не спорами.
Что-то слишком неблагополучно стало в нашем «датском королевстве», в отечественном театральном деле.
Пора… Пора… Пора… всем нам, к нему причастным, задуматься! И не только задуматься и ругаться. А «дело делать, господа!» Каждому своё. Ответственно, честно. Профессионально. И талантливо. Не бывает без этого искусства. И значит, рано сбрасывать со счетов Станиславского. Лучше вернуться к нему.

 

Источник: Igz.ru